to Brian Reynolds;
также — Арифу Алиеву
(единственная пристойная рифма
— во второй строфе —
попилена у Пастернака случайно)
Доктрина: Корпорации
(федеральная поэма) Пролог
Восток, оранжевой гуашью вспоротый,
Теряет кровь над городом.
И светляки, на кроны фонарей наколотые,
Последнее выбрасывают золото.
Но серый дым, как ситный мох кладбищенский,
Фигуры единичные размазывает.
А те, кто избежать хотел бы доли нищенской,
Давно работу на работе вмазывают.
I
Родился, как и многие другие, —
В подвальном офисе.
И годы детские провёл с родными —
В подвальном офисе.
И первые инструкции прочёл —
В подвальном офисе.
И сметы первые домашним в помощь свёл —
В подвальном офисе.
И возмужал, и на работу первую попал —
В каком-то офисе.
И, честно говоря, мужчиной стал —
в каком-то офисе.
И первого ребёнка воспитал —
В каком-то офисе.
Да и под повышение попал —
Всё в том же офисе.
Хотел бы после старости попасть
В отдел начальником.
Чтоб кабинетом целым обладать
С отдельным чайником.
II
Иным недостаёт покорности судьбе,
Другим — наоборот — тоски по дому,
Когда в прозрачном только в одну сторону стекле
Ночь тонет в гуле как-бы насекомых.
Как тесто блинное по каменной плите,
Мёд тяжко расползается по сотам
От рудника в печальной Воркуте
До тёмных перелесков Миннесоты.
И пчёлы споро устремляются вотще,
Корпоративное благословляя знамя,
Не в место, но как будто б так, вообще,
Охотиться за новыми главами.
И адресная книга, скорбно торопясь,
Как будто бы в песок роняет телефоны,
Не знавшие хотя о пчёлах отродясь,
Но всё равно всё так же обречённые.
III
Здесь раньше дом стоял; теперь — завод, завод,
Не лес, а серверная микрофотоблога,
и там, где помнился когда-то небосвод —
Петляет федерально авиадорога.
И офис головной как чёрная дыра,
Вытягивает, как промасленный канат, районы
И завтра медленнее минет, чем позавчера,
Согласно искаженьям гравитационным.
Казалось, было б атомным часам под стать
Секунды мерить равно, как минуты или такты,
Но и они, как ходики, внезапно могут встать,
И вроде бы не то чтоб для антракта.
IV
Вместо шагов — стук колёс;
Вместо деревьев тень.
Изжитый дым папирос
Возносится набекрень.
Слышно, как весь песок
Достигает дна,
Будто минуя сток.
Чаша для всех одна,
Мой досточтимый друг,
Но вот протекла и она.
Вместо работы крик,
Вмёрзший когда-то в двери;
На столе глубокий старик,
Какой-то родственник Зверя.
Вместо чернильницы мышь
Сжимает чернильный круг;
Вместо гомона тишь;
Кабинет палача вокруг.
И как в океанскую синь —
С борта,
Канет в корзину — жизнь
И работа.
Эпилог
Хлестать коня нагайкой, заодно
Нахлёстывая собственные бёдра
Вполне зазорно, но не мудрено,
А главное — полезно и задорно.
Мы сжечь могли б и нефть, и серебро,
Но только Феникс поднялся б затем из праха,
Нам поясняя, что, хотя и не добро,
Но кое-что оправится от краха.
Всё, кроме печки, знает свой конец,
Она же — жжёт, пока не задохнётся гарью;
И как рождает крик расплавленный свинец,
Смерть мира учереждена по возрастанью.
Сгорит моя свеча, да может, я и сам
Когда-нибудь за джазом вслед сойду на конус,
Но право выноса суда оставлю тем же небесам,
Чей цвет последний год напоминает хлорос.
Так, сточатся и воск, и стеарин — навек,
Луна, наоборот, истлев, — вернётся прежней.
И дальше: чем недолговечней — человек,
Тем тысяча людей — прилежней.
30 сен 2010, Москва
